Очень хорошо понял «дружеский совет» знающего человека Павел Антонович, хоть и кипело у него внутри. И намек насчет пенсии — тоже оценил, понимал дознаватель, что не так уж и много осталось служить правопорядку участковому уполномоченному. И быть уволенным накануне выхода на пенсию — жестокий «подарок». И в том, что это может случиться, Павел Антонович почему-то не сомневался. И, тем не менее… А вот что — «тем не менее», объяснить самому себе не мог. То ли еще какая-то вера в душе оставалась? Что не все еще продано в стране людей, включая совесть и прочее там. Печальные мысли, и даже дорогая жена, прошедшая рядом с ним, по сути, всю общую их жизнь, вряд ли его правильно поймет…

Но все кончается, закончился и допрос. Нина вышла с заплаканными глазами. Дергунов, прекрасно понимая суть происходящего, только зубами скрипел. А Нина рассказала ему, как ее допрашивал «этот»… Все норовил заставить ее «поделиться» с ним, что она «ощущала», когда с ней «забавлялись» ее хорошие знакомые? Но потом протокол все-таки заполнил, дал бегло просмотреть, торопя при этом и объясняя, что слишком много времени потратил на такой простой вопрос, затем заставил подписаться и сказал, что, когда потребуется, ее снова вызовут. И тогда же сообщат: будет ли по факту возбуждено уголовное дело или нет… И ничего, кроме обиды и стыда, от этого допроса не осталось…

Дергунов увез девушку с. собой, а потом принял меры, чтобы «находчивый» дознаватель не сумел отыскать Нину Крюкову для следующего своего издевательства. Наверняка они уже там, у себя, решили дело спустить на тормозах, а затем и забыть. Не возбуждать. Значит, никакого другого выхода нет, как заниматься поиском доказательств самим. А кто — сами? Вот, пока размышлял Павел Антонович, да соображал, с кем бы посоветоваться, как снег на голову и свалились газетчики из Нижнего. В самый раз, чтобы получить нужную им информацию…

Дождавшись темноты, — это от посторонних глаз, потому что девушке по-прежнему грозила опасность, — Дергунов осторожно повел журналистку с ее товарищем к своей сестре, проживавшей на окраине Богоявленска в собственном доме — с мансардой и сеновалом. Там и устроили Нину временно, поскольку боялись рисковать ее жизнью — с этими отморозками всего можно было ожидать. К ней даже маму ее, Елену Сергеевну, не водили, не исключено, что и за домом Крюковых следят. Как и за домом ее подруги Лены, которая уже тоже все знает, но молчит, потому что вслух говорить нельзя. Вот такая сложилась ситуация.

Алла, в общих чертах, тоже знала о том, что произошло в ночном автобусе и что случилось потом с Ниной. Без подробностей, только одни факты. И ей стало не по себе. Но «материал» теперь сам лез в руки, и какой же нормальный журналист откажется от подобной сенсации? Словом, надо было действовать немедленно, причем решительно…

Беседа с Ниной, растянувшаяся на полночи, потрясла Аллу возникшим ощущением беспримерной и неприкрытой наглости властей предержащих. Понятно ей стало, и что инкриминировали Жене в Пригородном ОВД, где его, конечно же, зверски пытали, требуя сознаться в преступлениях, придуманных самими же милицейскими «оборотнями» — хорошее слово, оно входило тогда в широкий обиход прессы! По логике вещей Алле стало понятно, почему Маркин, не выдержав пыток, выкинулся из окна.

Интересной, в этой связи, оказалась и история задержания напарника Маркина — Ивана Филиппова, которого также арестовали, фактически одновременно с Женей. Филиппов до сих пор пребывал в тюрьме, упрятанный туда на пять суток по постановлению суда — за мелкое административное нарушение. Это смог также узнать по своим милицейским каналам Дергунов — по настоятельной просьбе Лены, подружки старшего сержанта. Ну, Ваня скоро должен выйти, и тогда сам расскажет, как это ему довелось совершить свое мелкое хулиганство. А о том, как «шьются» подобные дела, Павлу Антоновичу рассказывать не надо было, в одной системе служба-то…

Ну, и, наконец, самое главное. В чем первопричина всего происходящего? А тут история сложилась почти фантастическая.

Жил-был прокурор, и была у него жена… И был плохой гаишник, не понимавший, что живут на свете люди, для которых закон — «до лампочки». И все бы закончилось тихо, но появилось, откуда ни возьмись, неизвестное лицо, проживающее неизвестно где и неизвестно на что. И лицо это отправилось к небожителям по причине того, что перед кем-то оно оказалось на дороге. Но выяснять, перед кем конкретно, другие люди не хотели, потому что и так знали, а еще они очень любили прокурора и его жену. И стали тогда эти другие люди зашивать рот строптивому гаишнику, чтобы никому не пришло в голову искать Прокуророву жену…

Такой поворот темы подсказал Алле Дергунов, прочитавший на своих записях, сделанных на бумажке в штабе батальона ДПС, то, что сбоку приписал ему капитан Пронкин. А приписал он следующее: «Сводка. Время. Кр. маш. не объяв.». И все. Но опытному работнику милиции расшифровать такой текст было нетрудно. Капитан предлагал Дергунову найти возможность заглянуть в сводку дневных происшествий по городу и сопоставить время какого-то ДТП с красной машиной, которую в розыск не объявили. Оставалось только посмотреть эту сводку. Как? Но ведь мир же не без добрых людей…

И вот тут Алла уже пришла в полный восторг!

В общем, уже в самом начале расследования появились настолько значительные факты, которые, по ее убеждению, совершенно точно могли запросто взорвать сонное царство правоохранительных органов областного масштаба. А что дальше будет, если дело раскрутится, остается только предполагать. Это уже, что называется, «гаси свет!»…

Большой Тихон, просмотрев материалы Аллы и прослушав в магнитофонной записи признания девушек, рассказы матери пострадавшего и участкового милиционера, наконец, фотографии, на которых были запечатлены синяки и раны на теле и руке девушки, стертой наручниками до крови, пришел к выводу, что материал достоин, конечно, пристального внимания, но… Вот это «но» и оказалось для журналистки самым коварным.

Все факты, о которых идет речь, к сожалению, не могут служить вескими доказательствами вины конкретных участников. Во-первых, они неизвестны, а имена их ничего не говорят, они могли быть и выдуманными. Факт насилия и издевательств над девушкой уже установлен в акте медицинского обследования. Но ведь, кроме этого, необходима серьезная и специальная медицинская экспертиза, которая могла бы подтвердить либо опровергнуть факт насилия. Но в следственном отделении решения о передаче материалов дознания в прокуратуру для рассмотрения и возбуждения уголовного дела по целому букету статей — похищение, изнасилование и прочие, до сих пор не приняли. Да вряд ли примут, если хоть малейшее подозрение коснется работников прокуратуры. Уж не говоря о самой милиции. А девушка, судя по всему, будет по-прежнему прятаться от преследователей. И кто преследователи, тоже неизвестно. Мало ли что утверждает пострадавшая! Конечно, были бы важны показания водителя автобуса, но он, судя по заявлению участкового, категорически отказывается выкладывать какие-либо сведения, опасаясь — и справедливо! — мести тех, кто уже приходил к нему и угрожал жизни его жены и ребенка. Необходимо определенное гражданское мужество, чтобы недавнему переселенцу осмелиться выступить против тех, кто ему, по сути, дозволяет жить тут.

Короче говоря, главный редактор нарисовал безрадостную картину событий, которые в голове Аллы Стериной давно уже приобрели поразительную стройность мысли, сюжетную остроту и публицистическую убедительность. А тут — полный разгром!

Но Большой Тихон, заметив горькое огорчение в глазах журналистки, улыбнулся и предложил свой вариант публикации.

— Ты представь себе, Аллочка, вот какую картинку… Это же у тебя — сюжет, верно? Сама утверждаешь. И хороший сюжет, с загадкой. Такой, который может заинтересовать читателей даже в том случае, если ты не станешь называть людей своими именами, а происходящие события перенесешь хоть на Луну.

— Это как? — не сразу поняла Стерина, уверенная уже в том, что работа ею проделана бездарно.